Глава 6
Три дня спустя, вопреки своим убеждениям и невзирая на внутренний протест, я собирался на свидание с Оливером Блэквудом. В нашей группе в вотсапе, которая называлась теперь «Одним геем больше», царило оживление: меня забросали советами, в основном по поводу того, чего не стоит надевать. Оказалось, что в эту категорию попало почти все содержимое моего гардероба. В конце концов я выбрал свои самые узкие джинсы, самые остроносые ботинки, единственную рубашку, которую не нужно было гладить и деловой пиджак. Приз за лучший прикид мне точно не светил, зато этот наряд представлял собой что-то среднее между «мне на все плевать» и «я в полном отчаянии». Увы, я слишком много времени убил на переписку, бесполезные примерки и нескончаемые селфи для участников чата и в итоге опоздал. Но, с другой стороны, Оливер дружил с Бриджет и, возможно, за эти годы привык к опозданиям.
Когда я легким галопом пробежал через двери ресторана Quo vadis (Оливер сам выбирал место, я бы не рискнул пойти в такое дорогое заведение), я сразу же понял, что ни о какой привычке к опозданиям не могло быть и речи. Он сидел за столиком в углу. Свет, проникавший через витражное окно, отбрасывал сапфирово-золотистые тени на его хмурое лицо. Пальцами одной руки он барабанил по столу, покрытому скатертью. Другой – сжимал карманные часы с видом человека, который уже не раз доставал их из кармашка и проверял, сколько времени.
Я серьезно. Часы лежали в специальном кармашке. Кто сейчас носит такие часы?
– Прости, – задыхаясь, извинился я. – Я… я… – Нет. Я ничего не мог придумать. Поэтому сказал все как есть: – Я опоздал.
– Бывает.
При моем появлении Оливер встал, как будто мы были на каком-нибудь танцевальном вечере пятидесятых годов. Я понятия не имел, как реагировать. Пожать ему руку? Поцеловать в щеку? Посоветоваться с наставницей?
– Может, сядем?
– Конечно, если только… – одна из его бровей вопросительно приподнялась, – ты не назначил встречу еще с кем-нибудь.
Это была шутка?
– Нет, нет, я… э-э… полностью в твоем распоряжении.
Он жестом пригласил меня к столу. Я неуклюже присел на банкетку и поерзал на ней. Повисла пауза, неловкая и тягучая, как зажаренная моцарелла. Оливер оказался примерно таким, каким я его запомнил: холодным, очень опрятным, просто классическим воплощением недовольства в деловом костюме. В довершение он был красив, чем вызывал еще больше раздражения. Мое лицо напоминало полотно Пикассо, сделанное в неудачный день: фрагменты маминого и папиного лиц были скомпонованы хаотично и без какого-либо смысла. А лицо Оливера выглядело настолько симметричным, что философы восемнадцатого века наверняка узрели бы в нем доказательство существования высшей силы.
– Ты пользуешься подводкой? – спросил он.
– Что? Нет.
– Правда?
– Я бы точно запомнил, если бы накрасился. Так что можешь не сомневаться, мои глаза именно так и выглядят.
У него был немного оскорбленный вид.
– Это смешно.
К счастью, в это мгновение рядом с нами материализовался официант с меню. И несколько счастливых минут мы могли не обращать друг на друга внимания.
– Тебе стоит начать, – заметил Оливер, – с сэндвича с копченым угрем. Это их фирменное блюдо.
Меню выглядело как большой лист бумаги с нарисованными от руки иллюстрациями и прогнозом погоды вверху, и мне понадобилось время, чтобы найти в нем сэндвич, о котором он говорил.
– Наверное, он очень вкусный, раз стоит десять фунтов.
– Не переживай, я заплачу.
Я смущенно поежился, и джинсы заскрипели от натяжения.
– Мне было бы комфортнее, если бы каждый платил за себя.
– Нет, я не согласен, ведь я выбирал ресторан. К тому же Бриджет, кажется, говорила, что ты работаешь с жуками-навозниками.
– Нет, я работаю ради жуков-навозников. – Ну да, это звучало не сильно лучше. – Точнее, я работаю ради сохранения их вида.
Теперь он приподнял вторую бровь.
– Я не знал, что они нуждаются в сохранении.
– Да, об этом мало кто знает. В том-то и проблема. Наука не совсем по моей части, но, кратко говоря, они полезны для почвы и если вымрут, то и мы все погибнем от голода.
– Значит, ты занимаешься очень важным делом, но я точно знаю, что даже в крупных благотворительных фондах платят меньше, чем в частном бизнесе. – Его глаза, холодные, цвета литой латуни, так долго и пристально смотрели на меня, что я почувствовал, как начинаю покрываться испариной. – Так что я угощаю. Я настаиваю.
Его слова звучали как-то ужасно патриархально. Хотя я понимал, что оснований жаловаться на этот счет у меня не было, ведь оба мы – мужчины.
– Ммм…
– Чтобы сильно не смущать тебя, позволь мне самому выбрать блюда. Это один из моих любимых ресторанов и… – он немного подвинулся на стуле и случайно задел меня ногой, – прошу прощения… и мне нравится приводить сюда других людей.
– А потом ты пригласишь меня раскурить твою сигару?
– Это эвфемизм?
– Ну, разве что в фильме «Жижи»[17]. – Я вздохнул. – Ладно. Закажи что-нибудь для меня. Если тебе так хочется.
Примерно через две десятых секунды выражение его лица изменилось – оно стало почти счастливым.
– Можно?
– Да. И… – боже, почему я всегда веду себя как неблагодарная скотина? – извини, спасибо.
– У тебя есть какие-то ограничения в еде?
– Нет. Я ем все. Что съедобно. Абсолютно все.
– И… – Он замялся. А затем сделал вид, будто ничего не произошло. – Будем что-то пить?
Мое сердце всколыхнулось, как выброшенная на берег полумертвая рыба. Это происходило каждый раз, когда разговор так или иначе затрагивал грехи, в которых меня обвиняли все эти годы.
– Знаю, у тебя нет оснований мне верить, но я не алкоголик. Не секс-маньяк. И не наркоман.
Повисла долгая пауза. Я смотрел на ослепительно-белую скатерть и думал о том, как мне хочется умереть.
– Что ж, – сказал, наконец, Оливер, – одно основание у меня все-таки есть.
В идеальном мире я отреагировал бы на его слова с леденящим душу достоинством. Но в своем реальном мире я лишь бросил на него угрюмый взгляд.
– Это какое?
– Ты попытался убедить меня в обратном. Значит, будем пить?
Внутри у меня как будто образовалась ужасающая пустота. И я не мог понять почему.
– Может, лучше не будем? Если ты не возражаешь? У меня нет проблем с алкоголем по медицинским соображениям. Но когда я выпью, начинаю вести себя как идиот.
– Я знаю.
Подумать только, я начал потихоньку проникаться к нему симпатией. Хоть это и было мне совсем не нужно, главное – внушить ему, что он мне нравится, и продержаться до того момента, когда угроза увольнения исчезнет. Это мне было по плечу. Я знал, что справлюсь. Я умел очаровывать. Это у меня в крови. Ведь я на четверть ирландец, на четверть француз. Сложно представить себе более чарующий коктейль.
Официант вернулся, и Оливер сделал заказ, пока я молча сидел с мрачным видом. Все казалось мне немного странным, и невозможно было понять, насколько сильно меня унижала эта ситуация. Но я точно не хотел, чтобы нечто подобное повторялось регулярно. А с другой стороны, какая-то частичка меня, та, что изнывала от страшного одиночества, даже радовалась, что кто-то публично заявляет на меня свои права. Особенно если этим кем-то был такой парень, как Оливер Блэквуд. Я чувствовал, что еще немного, и все это может вылиться в нечто серьезное.
– Ты уж прости, что обращаю на это внимание, – сказал я, когда официант удалился, – но ты так нахваливал сэндвич с рыбой, а сам себе его не заказал.
– Да, это так. – К своему удивлению, я заметил, как уши Оливера слегка порозовели. – Я вегетарианец.
– Откуда же ты тогда знаешь, что здесь волшебно готовят угря?
– Раньше я ел мясо, и он мне понравился. Но недавно понял, что не могу себе больше этого позволять по этическим соображениям.
– Но ты с удовольствием пришел сюда и, словно какой-нибудь садист, готов смотреть на то, как я буду поглощать куски, отрезанные от тела убитого животного?
Он заморгал.
– Честно говоря, я не думал об этом в таком ключе. Мне хотелось, чтобы ты насладился вкусной едой. Я никогда не пытаюсь внушать своих принципов людям, явно их не разделяющим.
Мне показалось или он пытался сказать нечто вроде: «Мне кажется, ты ведешь себя неэтично, но другого я от тебя и не ожидал»? Как взрослый человек, желающий во что бы то ни стало сохранить работу, я должен был бы пропустить это мимо ушей.
– Спасибо. Обожаю, когда обед подается под легким соусом ханжества.
– Ты несправедлив. – Оливер снова завозился на стуле и опять пнул меня ногой. – Ты ведь, возможно, еще больше обиделся бы, если бы я заказал тебе вегетарианские блюда, не поинтересовавшись твоим мнением. И прости, что я все время задеваю тебя, но твои ноги постоянно оказываются не там, где мне кажется.
Я посмотрел на него своим самым злобным взглядом, на какой только был способен.
– Бывает.
После этого наша беседа не просто стихла, ей словно прострелили голову. И я понимал, что нужно срочно приступать к реанимации, но не испытывал ни малейшего желания делать это, да и не знал, что тут можно предпринять.
Поэтому я с хрустом стал вгрызаться в запеченый сколимус с пармезаном, который нам подали (это было довольно вкусно, хотя я понятия не имел, что такое сколимус, но не хотел доставить Оливеру радость и спрашивать его об этом), попутно задаваясь вопросом, что бы я сейчас чувствовал, если бы оказался в компании не такого несносного человека. Тут было мило, уютно, двери были покрашены в яркие цвета, сиденья обиты кожей цвета карамели, и готовили здесь, судя по всему, очень вкусно. В таком ресторане хочется провести юбилей, или отметить какую-нибудь особенную дату, или вернуться, чтобы вспомнить о прекрасном первом свидании, которое здесь когда-то состоялось.
Рыбный сэндвич, когда его подали, оказался одним из самых вкусных блюд, которые мне только доводилось пробовать: между двумя ломтями мягкого маслянистого хлеба из дрожжевого теста лежали кусочки копченого угря, щедро смазанные ядреным хреном и дижонской горчицей, а также колечки маринованного красного лука, достаточно острые, чтобы можно было почувствовать их сквозь насыщенный вкус рыбы. Кажется, я даже застонал от удовольствия.
– Ну ладно, – сказал я, проглотив сэндвич. – Кажется, я слишком быстро его съел. Но он был таким вкусным, что я почти готов был на тебе жениться.
Возможно, я тогда смотрел на мир сквозь очки цвета копченого угря, однако мне показалось, что глаза Оливера засияли каким-то серебристым светом, и его взгляд стал мягче, чем вначале.
– Рад, что тебе понравилось.
– Я готов есть эти сэндвичи каждый день до конца жизни. Как ты мог стать вегетарианцем, раз уж на свете существуют такие вкусные вещи?
– Я… решил, что так будет правильнее.
– Я даже не знаю, похвалить тебя или посочувствовать. Это такая трагедия.
Одно его плечо дернулось, словно он пытался застенчиво пожать им. Снова образовалась пауза, но она уже не была такой неловкой, как прежде. Может, нам еще удастся поладить? И, может, эта мертвая рыба спасет меня?
– Значит… мм… – протянул я, все еще ощущая приятное послевкусие от сэндвича, которое придало мне уверенности, – ты, кажется, упоминал, что работаешь юристом или кем-то в этом роде?
– Да, я барристер.
– И чем занимается… баррист?
– Я… – Носок его ботинка опять стукнул меня по колену. – Боже, прости. Я опять это сделал.
– Кажется, ты пытаешься заигрывать со мной? Поэтому и тычешь меня ногой под столом?
– Что ты, поверь, это абсолютно случайно!
У него был такой смущенный вид, что мне даже стало его жалко.
– У меня просто ноги от ушей. Куда ни повернись, обязательно наткнешься на них.
Мы оба уставились на скатерть.
– А давай я сейчас сделаю вот так… – предложил я и перенес ноги вправо.
Он подвинул свои итальянские кожаные ботинки влево.
– А я – вот так…
Пока мы перемещали наши ноги, его лодыжка слегка задела мою. У меня уже так давно не было секса, что в этот момент я едва не грохнулся в обморок. Когда я наконец отвлекся от нашего случайного взаимодействия под столом, то заметил, что он смотрел на меня с хитрой полуулыбкой, как будто мы только что собственноручно (или собственноножно?) смогли уладить глобальный военный конфликт.
Внезапно все происходящее показалось мне не таким и ужасным. Даже вполне сносным, и я поймал себя на мысли, что смогу общаться с парнем, у которого такая улыбка и который купил мне потрясающий сэндвич с угрем, даже если бы у меня не было крайней необходимости в этом.
Вот только для меня это было еще хуже, чем испытывать к нему стойкую антипатию.